Раньше место метафоры занимало иносказание. Все искали иносказания в баснях Эзопа, текстах писателей-диссидентов и песнях БГ. При виде самых простых слов - мама мыла раму - включался рефлекс поиска: это иносказание! Текст воспринимался как недостаточно интересный, если в нем не удалось найти иносказание, художественной ценности было недостаточно. Хочешь знать, кого он имел в виду? - спрашивали заговорщически на кухне. Узнавание, догадка, информация. Частности, разрозненные детали, коллекционирование.
Теперь все ищут метафоры. Метафора интереснее. Иносказание только лишь шифр, сообщение указывает на иные предметы, чем можно было бы подумать, но остается тем же сообщением. Метафора же превращает привычное в новое, связывает ранее отдельные предметы, меняет их относительную значимость, создает эмоциональную связь с ситуацией, подбадривает воображение, включает творческий процесс, обнаруживает сходство, объединяет ситуации в классы, определяет собой прежде не названное, преодолевает стереотип, перекраивает по-новому территорию, накладывая на нее другую карту. Знаешь, какую потрясающую метафору я придумал? - спрашивают теперь. Созидание, творчество, новизна. Проникновение, объем, интуиция, прозрение.
Но иногда мама просто моет раму, не означая ни собой, ни своим тазиком, ни мокрой тряпкой ничего, кроме себя. Предметный мир тоже хочет быть и занимать свое место, не служа питательным субстратом для развития метафор. Но, черт возьми, зачем же он такой холодный.
